ОТЕЦ

Посвя­ща­ет­ся геро­ям наше­го рода

И всем, кто сра­жал­ся с фашизмом

Во вре­мя Вели­кой Оте­че­ствен­ной войны.

– Спи, спи, я нена­дол­го, — погла­див по пле­чу проснув­шу­ю­ся жену, про­из­нёс Вик­тор. Люба, повер­нув­шись на дру­гой бок, слад­ко засопела.

Взяв в сенях удоч­ку, Вик­тор вышел во двор и отвя­зал от буд­ки собаку.

– Ну что, Акбар, поедем порыбачим?

Акбар, радост­но виляя хво­стом и изви­ва­ясь всем сво­им лох­ма­тым телом, пры­гал на Вик­то­ра, ста­ра­ясь достать до его лица и облизнуть.

– Ну хва­тит, хва­тит! Айда к боч­ке, чер­вей прикопаем.

На зад­нем дво­ре воз­ле бани сто­я­ла ста­рая дере­вян­ная боч­ка с зем­лёй для чер­вей и кар­то­фель­ной кожу­рой. Вик­тор достал из зем­ли с деся­ток чер­вей, пере­ло­жил их в жестя­ную бан­ку, при­кру­чен­ную про­во­ло­кой к раме вело­си­пе­да, кото­рый он назы­вал не ина­че, как «мой желез­ный конь». Осед­лав его, он выехал со двора.

В небе толь­ко-толь­ко забрез­жил рас­свет. Боль­шая, широ­кая, с серой водой север­ная река нахо­ди­лась вни­зу высо­ко­го бере­га, на кото­ром рас­по­ла­га­лась их дере­вень­ка. Дома сто­я­ли в ряд, сво­и­ми окна­ми наблю­дая за этой кра­си­вой вод­ной гла­дью. Берег напро­тив был плос­кий и пес­ча­ный. Летом всей дерев­ней народ на лод­ках пере­би­рал­ся туда для отды­ха и купа­ния. Так он ста­рал­ся про­во­дить свои ред­кие выход­ные. В сол­неч­ную пого­ду из дерев­ни были вид­ны вели­ча­вые Ураль­ские горы. Отчёт­ли­во раз­ли­ча­лись их снеж­ные вер­ши­ны. И где-то сре­ди этих ска­ли­стых вер­шин бра­ла своё нача­ло вели­кая север­ная река. Река, кото­рая издрев­ле кор­ми­ла и пои­ла всё живое вокруг. И люди, и зве­ри ста­ра­лись рас­по­ло­жить­ся бли­же к реке-кор­ми­ли­це. Она кор­ми­ла жите­лей сёл и дере­вень рыбой и дичью. За пово­ро­том про­ле­гал огром­ный ост­ров, про­зван­ный в наро­де Чёр­ным. Когда летом насту­па­ла пора сено­ко­са, основ­ная часть жите­лей дерев­ни пере­би­ра­лась на ост­ров. Жили они в одно­этаж­ных дере­вян­ных бара­ках и спа­ли в бала­га­нах из мате­рии и мар­ли, кото­рые защи­ща­ли их от надо­ед­ли­вых кома­ров. Отту­да же при­во­зи­ли на лод­ках и вязан­ки сена, пере­тя­ну­тые тон­кой черё­му­хой, кото­рые под­ни­ма­ли, заки­нув за спи­ну, в гору к сво­им сеновалам.

Съе­хав по поло­гой доро­ге к реке, Вик­тор поста­вил сво­е­го «желез­но­го коня» у ста­рой забро­шен­ной дере­вян­ной сарай­ки, отвя­зал бан­ку с чер­вя­ми и про­шёл по каме­ни­сто­му бере­гу к реке. Оран­же­вое, толь­ко что проснув­ше­е­ся бар­хат­ное солн­це начи­на­ло своё вос­хож­де­ние. Сини­цы и жаво­рон­ки ран­ним пени­ем опо­ве­ща­ли мир о насту­па­ю­щем новом дне.

Вик­тор, наса­див на крю­чок чер­вя, заки­нул удоч­ку и, поста­вив её на воткну­тую рога­ти­ну, сказал:

– Ну что, дру­жок, давай костёр­чик сварганим.

Где-то дале­ко в сто­роне послы­шал­ся рас­кат грома.

– Гре­мит у сосе­дей. Поди, лива­нёт. А потом, гля­дишь, и до насдой­дёт. Как дума­ешь, соба­ка, дой­дёт до нас гро­за? – потре­пав Акба­ра за хол­ку, спро­сил Виктор.

Акбар сна­ча­ла посмот­рел в сто­ро­ну рас­ка­та, потом на хозя­и­на, и гавкнул.

– Вот и я думаю, дой­дёт. Ну да Бог с ним. Дождь тоже в пользу.

Вско­ре рядом затре­щал неболь­шой костёр, собран­ный из веток лежа­ще­го здесь же тол­сто­го сухо­го дере­ва. Вик­тор, сев на него, посмот­рел на плав­но кача­ю­щий­ся на воде поплавок.

– Ну что, мой лох­ма­тый друг, натас­ка­ем сего­дня окуш­ков на уху?

Акбар, рявк­нув и виль­нув хво­стом, улёг­ся у ног хозя­и­на. Вик­тор любил встре­чать зарю на реке. Он гля­дел на вста­ю­щее солн­це, оза­ря­ю­щее сво­им све­том серую гладь реки, и в его голо­ве всплы­ва­ли отрыв­ки из жиз­ни, свя­зан­ные с отцом.

***

Отец вер­нул­ся с вой­ны летом сорок чет­вёр­то­го. При­шёл без руки и с обо­жжён­ным лицом. Дочур­ка Надюш­ка, вбе­жав в дом, крикнула:

– Мам­ка, там какой-то дядь­ка страш­ный пришёл!

Мать, возив­ша­я­ся у печи, взгля­нув в окно, прошептала:

– Егоруш­ка.

Она выбе­жа­ла из дому и, бро­сив­шись к отцу, обви­ла его пле­чи рука­ми, поло­жив голо­ву ему на грудь, всхлипнула:

– Егоруш­ка, живой! Ты живой, Господи!

– Живой, ещё какой живой! — обняв мать целой рукой, про­из­нёс отец.

– Ну, пол­но-пол­но. Чего зазря воду-то лить? Вер­нул­ся я.

Мать, посмот­ре­ла ему в гла­за, про­ве­ла рука­ми по лицу и прошептала:

– ЖИВОЙ.

– Немно­го изме­нён­ный и почти целый, но живой, — под­твер­дил отец.

Дочь и сын, при­жав­шись друг к дру­гу, смот­ре­ли на их встре­чу, не смея подой­ти к ним.

– Витя, сынок, Надюш­ка, пап­ка ваш вер­нул­ся. Подой­ди­те же к нему! – сквозь слё­зы позва­ла мать детей.

– Ну что, не при­зна­ли пап­ку, роди­мые? Ну, иди­те, обни­мем­ся уже, — при­сев, широ­ко улы­ба­ясь, позвал отец.

И дети, слов­но по коман­де, кину­лись к отцу.

– Пап­ка, пап­ка! – со сле­за­ми под­бе­жа­ла Надюш­ка и обхва­ти­ла за шею отца.

Сын подо­шёл вплот­ную к отцу, и отец, обхва­тив его рукой, произнёс:

– Вот мы и вместе.

Вдоль забо­ра сто­я­ли ста­ри­ки, жен­щи­ны, ути­ра­ю­щие угол­ка­ми плат­ков слё­зы, и дети раз­ных воз­рас­тов. В каж­дом из них теп­ли­лась надеж­да на такое же воз­вра­ще­ние их род­ных отцов, мужей, бра­тьев и сыновей.

– Егор, Фёдо­ра мое­го не встре­чал нигде?

– А Алек­сея мое­го? — пере­би­вая друг дру­га, кри­ча­ли женщины.

Отец, повер­нув­шись к ним, тихо прошептал:

– Не встречал.

А после,уже твёр­дым голосом,произнёс:

– Но и они вер­нут­ся. Обя­за­тель­но вернутся.

И вся семья пошла в дом.

Через пару часов в доме ста­ли соби­рать­ся люди. Каж­дый при­но­сил с собой что-нибудь съест­ное. Кто рыбу, кто пти­цу, кто кар­тош­ку. Мать хло­по­та­ла по дому и накры­ва­ла на стол тем, что было и появ­ля­лось в доме. Когда стол запол­нил­ся гостя­ми, ста­рик Ефим груз­но встал, и под­няв ста­кан с само­го­ном, тор­же­ствен­но произнёс:

– Сего­дня у в нашей деревне радост­ный всем нам день. Вер­нул­ся с фрон­та наш доро­гой Егор Пет­ро­вич. Вер­нул­ся постра­дав­шим, изра­нен­ным, но живым. В своё вре­мя и мне дове­лось послу­жить род­но­му Оте­че­ству. А теперь вот при­шло вре­мя сынам нашим Матуш­ку Русь от вра­га защи­тить. И они спра­ви­лись с этой надоб­но­стью. Погна­ли фаши­стов с зем­ли нашей, а зна­чит, ско­ро и дру­гие наши сыно­вья вер­та­ют­ся до дому. Не все при­дут. Кто-то и голо­ву сло­жит за Роди­ну нашу. И тем веч­ная память и сла­ва будет. А тем, кто воро­тит­ся, ува­же­ние и почёт ста­нет­ся, — и дед Ефим зал­пом опу­сто­шил свой стакан.

За сто­лом слы­ша­лись всхли­пы­ва­ния. Каж­дый из при­сут­ству­ю­щих со сле­за­ми на гла­зах смот­рел на отца и в глу­бине души наде­ял­ся на такую же встре­чу со сво­и­ми родными.

Были здесь и те, кто уже полу­чил похо­рон­ку. Они сиде­ли, опу­стив голо­вы в чёр­ных плат­ках, и без­звуч­но пла­ка­ли. Они пла­ка­ли уже без слёз. Не было в них слёз. Выплакали.

Надюш­ка сиде­ла на коле­нях отца и, тро­гая его меда­ли, спрашивала:

– Пап­ка, а тебе их за то, что ты фаши­стов бил хоро­шо, дали?

– Выхо­дит так, роди­мая. Бил, как мог.

Вик­тор с гор­до­стью смот­рел на отца. Смот­рел на его награ­ды, на нашив­ки за ране­ния. Он уже хоро­шо пони­мал, за что их дают и в чём раз­ни­ца меж­ду крас­ной и жёл­той нашивкой.

***

Пер­вое вре­мя отец очень пло­хо спал. Он силь­но скри­пел во сне зуба­ми, сто­нал и, быва­ло, про­сы­пал­ся от соб­ствен­но­го кри­ка. Тогда он выхо­дил на ули­цу, садил­ся на сту­пень­ки крыль­ца и мно­го курил. В такие момен­ты Вите каза­лось, что отцу лег­че жить наяву, чем во сне. Сын чув­ство­вал, что во сне отец сно­ва и сно­ва пере­жи­ва­ет все ужа­сы вой­ны. Грязь впе­ре­меш­ку с кро­вью, кри­ки и сто­ны ране­ных бой­цов, смерть сво­их това­ри­щей, холод и голод. Ему вновь, как наяву, при­хо­дит тот мар­тов­ский день, когда их взвод раз­вед­ки, осво­бож­дая Хер­сон, в одном из домов нарвал­ся на заса­ду вра­га. Завя­зал­ся жесто­кий бой с непре­рыв­ной стрель­бой, гра­дом пуль, взры­вов и смертей.

И неожи­дан­ная тишина…

Отца,с ото­рван­ной по локоть оскол­ком гра­на­ты рукой, лежа­щим лицом на горя­щем полу, обна­ру­жи­ли това­ри­щи из их взво­да. Его вынес­ли в без­опас­ное место и после боя отпра­ви­ли в тыл. Несколь­ко дней он про­ле­жал без созна­ния в поле­вом гос­пи­та­ле. А когда при­шёл в себя, его пере­вез­ли в гос­пи­таль в Вели­кие Луки.

Отец дол­го не мог сми­рить­ся с тем, что он лишил­ся руки, а его левый глаз с обо­жжён­ной сто­ро­ны не видел. К сча­стью, зре­ние частич­но вер­ну­лось к нему. Ампу­ти­ро­ван­ная рука посто­ян­но ныла. Дико чеса­лась кисть, кото­рой уже не было. В голо­ве кру­ти­лись вся­кие нехо­ро­шие мыс­ли. Отча­я­ние и чув­ство бес­по­мощ­но­сти пыта­лись сло­мать его волю к жиз­ни. Но отец стой­ко пере­нёс всё это. Он пони­мал, что вой­на для него закон­че­на. Пони­мал и то, что такой пода­рок судь­бы дан не каж­до­му сол­да­ту этой страш­ной, нече­ло­ве­че­ской жесто­ко­сти вой­ны. Он вспо­ми­нал сво­их погиб­ших това­ри­щей и дал себе сло­во жить за них и во имя их памя­ти. Посте­пен­но из него ухо­ди­ло уны­ние. Отец воз­вра­щал­ся к жиз­ни. Он сми­рил­ся со сво­ей судьбой.

Он вспо­ми­нал тот день, когда, выпи­сы­ва­ясь из гос­пи­та­ля, дожи­да­ясь с това­ри­ща­ми маши­ны для отправ­ки на желез­но­до­рож­ную стан­цию, вдруг уви­дел сво­е­го род­но­го стар­ше­го бра­та Кали­стра­та! Брат сто­ял у крыль­ца и курил. Серд­це от радо­сти чуть не выско­чи­ло из гру­ди отца! Отец рва­нул к ниче­го не подо­зре­ва­ю­ще­му бра­ту и, обхва­тив его рукой, толь­ко и повторял:

– Брат! Брат! Ты живой!

Кали­страт, при­дя в себя, сгрёб отца в охап­ку и, ото­рвав его от зем­ли, со сле­за­ми радо­сти кричал:

– Егор­ка, бра­тиш­ка, как ты здесь? Откуда?

Они обни­ма­лись и мок­ры­ми от сча­стья рас­пах­ну­ты­ми гла­за­ми смот­ре­ли друг на дру­га так, как буд­то боя­лись, что это сон и он сей­час непре­мен­но закончится.

Уви­дев эту встре­чу, к ним ста­ли под­хо­дить те, кто нахо­дил­ся на ули­це. Из окон на них смот­ре­ли ранен­ные бой­цы, вра­чи и пла­чу­щие мед­сёст­ры. По гос­пи­та­лю тут и там произносили:

– Бра­тья встре­ти­лись. Вот счастье-то!

Они лежа­ли на раз­ных эта­жах, не зная друг о дру­ге ниче­го. Не зная о том, что сей­час они нахо­дят­ся в одном кор­пу­се это­го госпиталя.

Это была послед­няя встре­ча род­ных бра­тьев. Два­дцать пято­го янва­ря сорок пято­го стар­ший брат Кали­страт герой­ски погиб в Восточ­ной Прус­сии, осво­бож­дая от нем­цев город Велау. Герой, про­шед­ший Фин­скую вой­ну и прак­ти­че­ски всю Вели­кую Оте­че­ствен­ную, не дожил до Побе­ды сто три дня.

***

В сов­хо­зе отец рабо­тал учёт­чи­ком. Обме­рял участ­ки на сов­хоз­ных полях овса, учи­ты­вал тру­до­дни, выпи­сы­вал накладные.

В то вре­мя очень не хва­та­ло муж­ских рук. И отец, как мог, помо­гал жите­лям дерев­ни. Частень­ко при­вле­кал к это­му и Витю.

– А ну, под­со­би-ка, сынок, при­жми дос­ку, а я при­ко­ло­чу её, ока­ян­ную. а то не с руки мне как-то, — сме­ясь, про­сил он.

Отец был чело­ве­ком весё­лым, с юмор­ком. До вой­ны он все­гда был зван­ным гостем на все семей­ные празд­ни­ки в деревне. Гар­мо­ни­стом был от Бога! Мог сыг­рать и спеть как озор­ные частуш­ки, так и печаль­ные пес­ни, от кото­рых дере­вен­ские бабонь­ки ути­ра­ли слё­зы. Ино­гда отец про­сил подать ему его гар­мош­ку. Он клал её на коле­ни и, гла­дя целой рукой, говорил:

– Ты уж про­сти меня, род­ная, что не могу теперь вре­ме­ни тебе уде­лить, да народ с тобой как преж­де весе­лить. Но ты не печаль­ся. Вот под­рас­тёт Вить­ка, и вы подружитесь.

***

Летом сорок пято­го в дерев­ню ста­ли воз­вра­щать­ся фрон­то­ви­ки. Быва­ло, зай­дут к отцу дядь­ка Иван с дядь­кой Васи­ли­ем, мать накры­ва­ла им на стол и ухо­ди­ла с детьми в дру­гую ком­на­ту. Витя украд­кой выгля­ды­вал из ком­на­ты и наблю­дал за ними. Сиде­ли эти ещё не ста­рые, посе­дев­шие мужи­ки и раз­го­ва­ри­ва­ли впол­го­ло­са. Выпив само­гон­ки, кури­ли папи­ро­сы и немно­го пого­во­рив, замол­ка­ли, опу­стив голо­вы. Каж­дый думал о сво­ём. Дол­го они не заси­жи­ва­лись. Побла­го­да­рив хозяй­ку за хлеб-соль, ухо­ди­ли по домам.

Мать, про­во­див гостей и убрав со сто­ла, под­са­жи­ва­ясь к отцу, говорила:

– Ну что, Егоруш­ка, пово­ро­ши­ли про­шлое, а теперь и спать пора.

– Ты иди, — отве­чал отец, — а я доку­рю и при­ду.

И мать, пони­мая его, шла в опочивальню.

Вре­мя шло. Жизнь в деревне поти­хонь­ку нала­жи­ва­лась. Отец учил Вить­ку ста­вить сил­ки и пет­ли в лесу, вязать сети, делать вен­те­ля для рыбал­ки. Брал детей в лес по гри­бы и яго­ды. В доме появи­лась коро­ва и кро­ли­ки. Зимой отец брал в сов­хо­зе лошадь с саня­ми, и они с сыном при­во­зи­ли сено с зим­них стогов.

Как-то по весне отец взо­брал­ся на кры­шу, что­бы под­ла­тать её. Неудач­но потя­нув­шись за молот­ком, он ска­тил­ся и упал пря­мо на сло­жен­ные у дома брёв­на, при этом силь­но повре­див спи­ну. Несколь­ко меся­цев он лежал, не вста­вая. Но и лёжа он не без­дель­ни­чал. Ремон­ти­ро­вал людям вся­кую мело­чов­ку, кото­рую они ему при­но­си­ли. Немно­го опра­вив­шись, он уже мог сидеть. Из тол­стой теля­чьей кожи он сма­сте­рил себе кор­сет, кото­рый поз­во­лял ему поти­хонь­ку пере­дви­гать­ся. Недуг стал отсту­пать. И жизнь ста­ла налаживаться.

***

Умер отец тихо, во сне. Вече­ром лёг спать, а утром про­сто не проснулся.

Мать как-то сра­зу поста­ре­ла и ещё боль­ше посе­де­ла. Хоро­нить отца при­шла вся дерев­ня. Бабонь­ки тихо пла­ка­ли. Мужи­ки, скло­нив голо­вы, мол­ча смот­ре­ли опу­сто­шён­ным взгля­дом на зем­лю.  ‑Догна­ла тебя вой­на, Егор, догнала…-тихо про­из­нёс дядь­ка Иван.

Когда все разо­шлись, Вить­ка ещё дол­го сто­ял у моги­лы и, гля­дя на неё, всё не мог пове­рить, что отца боль­ше нет.

***

Солн­це наби­ра­ло силу. Вовсю чири­ка­ли пти­цы. Чай­ки, кри­ча, кру­жи­ли над рекой в поис­ках рыбы.

– Ну что, соба­ка, пора соби­рать­ся до дому, — ска­зал Вик­тор псу. – На уху мы с тобой нало­ви­ли, мож­но и в путь.

Вик­тор при­кру­тил про­во­ло­кой к раме вело­си­пе­да бан­ку с чер­вя­ми и удоч­ку, пове­сил на руль сум­ку с уло­вом. И они с Акба­ром напра­ви­лись к дому от того места, где когда-то он частень­ко сидел с отцом.

Начи­нал­ся новый мир­ный день.

17.12.2024